1. Имя
Корвус - Ворон, прозвище, данное охотником.

2. Возраст
Много больше тысячи лет.

3. Внешность
Какие только облики не испробовал за прошедшие века - экспериментатор. Был и стариком, и невинным дитятей, и зрелым мужем, и юнцом, едва шагнувшим за порог взрослой жизни. Все же наиболее излюбленный облик - мужское тело годов тридцати. Наличие или отсутствие хвоста у этих трех десятков зависит от настроения, количества гостей в замке, а так же степени вымотанности на данный конкретный момент.
Среднего роста, на полдюйма выше шести футов, смугл и темноноглаз. Когда бледнеет - кожа приобретает неприятный оттенок трупной прозелени. Высокие скулы, острые черты лица, сотни оттенков улыбок, ухмылок, усмешек создают впечатление, что он способен при помощи одной только мимики пересказать "Иллиаду" от корки до корки, не переврав даже список кораблей. Длинные пальцы, унизанные перстнями, почти всегда в движении - поясняют, рассказывают, ощупывают, поглаживают... или может, ввинчивают, разрезают и выдирают, ни минуты покоя. Голос тягуч, как жженый сахар и бархатен, как самое темное пиво, которое здесь, прости их господи за величайший грех, совершенно разучились варить. Частенько курит - то дешевые самокрутки, набитые подозрительным хламом, чуть ли не резанными пещерными грибами в смеси с сушеным галлюциногенным червем в пропорции три к одному, то стильные трубки, то дорогие сигары, скатанные на влажном бедре передовичками секс-индустрии в свободное от основной работы время.

4. Характер
Как у мотылька - с цветка на цветок, с яблока на яблоко. Только вот из цветов почему-то все больше росянки попадаются, мухоловки, да трупные лилии, а яблоки в основном глазные, или, если не повезет, так и конские.
Романтичен, артистичен, способен на чистом азарте и кураже поставить пьесу одного актера для обреченного города, в который уже пришла чума, но этого еще никто не знает. Споет серенаду, чтоб аккордом оттенить последний вздох. Если жертва серенады этот вздох вовремя не испустит - скорее всего дорежет для красоты момента.
Влюбчив, лиричен, неотразим, если поймает настроение. Ему не важна внешность, что вы, это для него последнее дело, его куда больше интересует то, что внутри, как и полагают верным романтические девы любой эпохи, особенно те, которых природа обделила смазливой внешностью. Вот только то, что внутри, это вовсе не богатый духовный мир, не мысли и даже не душа, ценнейший дар человеку творца. То что внутри - это внутренности, жидкости тела, секреции, железы... Это ведь так... романтично.
Не доверяет никому и никогда, но подвержен греху азарта - играет с людьми, играет в людей, играет на людей. Любит внушать ложные надежды, ради чего может даже изобразить проигравшего или имитировать собственную смерть. Властен, требователен, деспотичен. Со своей точки зрения логичен, но даже собратья считали его безумным. Ну... или слегка не в себе - как говорили те, кто точно муха в мед, влип в ханжество и лицемерие человеческой вежливости.

5. Ориентация
Бисексуален.

6. Биография
Некогда, в ином времени и ином мире был одним из дюжины тех, что держат своей силой крышу темной половины мира, не давая вечному холоду вселенной пожрать все живое. Черпал силу в тенях и теням же давал жизнь, странную, жаркую и голодную. Был пойман в ловушку своими же объединившимися собратьями. Тело его было уничтожено, а душа заключена в камень, выброшенный  за пределы родного мира. Через сотню лет разум его осознал себя и призвал последнюю из подвластных ему теней, вселив ее в тело ворона. Птица, ведомая чуждой силой, отыскала камень и понесла его к полым холмам, где на одну ночь во много лет истончается грань между мирами и есть призрачный шанс прорваться через завесу. Но надеждам его не суждено было сбыться - стрела охотника оборвала жизнь птицы, и голод мага заставил его живую тюрьму стать вернейшим из его слуг и надежнейшим из жилищ.
Питаясь эманациями смерти и любыми яркими эмоциями, до которых мог дотянуться, камень вылепил подходящую оболочку для души своего господина, и маг впервые ступил на землю незнакомого для себя мира. Первым, до кого он дотянулся, был охотник - слишком яркий след он оставил первой смертью. И маг заключил с ним сделку, вынудив помогать себе до тех пор, пока корни замка не дорастут до его родного мира, открывая дверь, а взамен наделив бессмертием.
В Европе начинался четырнадцатый век. Век падения великих империй и становления новых, век распрей, крови, чумы и огня. И двое пошли по искалеченным землям, собирая свой урожай. Хрипловатый, похожий на карканье смех мага бился эхом на площадях, меж виселиц и костров, и охотник прозвал его Вороном. Цепкие пальцы охотника ласкали воловьи жилы на грифе лютни в придорожной таверне, завораживая всех, от замызганных служанок до купеческих жен, вздыхавших от музыки в унисон, и маг прозвал его Орфеем, предав забвению их прежние имена.
Копыта их лошадей выбивали искры на полуночных мостовых, и ржанию вторили вой и рык пришедших служить вороньему замку оборотней - Эльзас и Лотарингия, Прованс и Тулуза вспоминали легенды о дикой охоте и покрепче запирали ставни своих домов в ночи полнолуний. Ведьмы танцевали в черных живых стенах и лилась кровь, много крови, а инквизиторы зажигали костры, зачитывали приговоры, и сброд швырял гнилой репой в горящих людей.
Корвус смеялся в голос на опустевших площадях вымерших городов. Стаскивал на скорую руку стругаными баграми смердящие тела в моровую телегу, и его спутниками было извечное хриплое племя ворон да кандальники, которым было и так помирать, если не повезет.
Он гладил гусей, ероша дыханием их перья на берегу Тибра и в Рим приходила чума. Он целовал усатые мордочки корабельных крыс и под сладостную италийскую ругань на генуэзском корабле чума плыла в Лондон - смешно, год был с числом зверя, 1666, и многие поверили в конец света. Еще там что-то горело, но это уже не к нему. Сверкали пара новехоньких медных грошей в ладони полковой маркитантки, и он, запрокидывая голову, вбивался меж влажных женских бедер, даже не сняв с нее юбки, зачем? После, полученный сифилис солдаты несли точно полковое знамя, передавая его от деревни к деревне, из Старого Света в Новый вместе с конкистой.
Однажды он был знаком со смешным парнем по имени Вилли. Правда, для солидности тот просил называть его Уильямом. Это после его стихов Ворон танцевал ночами между гранитных склепов, ловил на подобранный череп лунные блики и орал во все горло: "Горацио, я знал его! А Розенкранц и Гильденстерн - бобры!" И длинноносая маска-мортус смеялась вместе с ним.
Шли годы и века. Замок рос. Корвус ждал.

7. Специальные навыки
Маг уровня слишком высокого для классификации, в поединках не участвует.

8. Раса, социальный статус и профессия
Маг, хозяин замка Рабштайн.

9. Пробный пост
Бежит, торопится гусиное перо, роняя капли чернил на плохо отскобленый пергамент. Подрагивает рука писца выводя привычно четкие италийские буквы.
"История осады Каффы, фактории Генуи, Джанибеком, Золотой Орды ханом, произошедшая в 6854 год от сотворения мира, 1346 же год от рождения господа нашего Иисуса Христа, со слов Габриэля де Мюсси, нотария из Генуи, бывшего при сем событии записанная."
Писец выдохнул, утер вспотевший лоб рукавом давно не стиранной мантии и застрочил дальше.
"Осадил в тот год ордынский хан  факторию Каффу с войском превеликим, чем вызвал в народе плач и стенания, но защитники города крепки были телом и духом, и давали отпор устремлениям неверного. Ярился вражеский полководец под неприступными стенами, но одолеть не мог. И было так до тех пор пока не пришел к неверному приспешник диавола и не сказал ему - "Поклонись мне, и я сделаю так, чтоб город пал". Ответствовал неверный - "Поклонюсь, коли дашь мне смирить этот город". "Тогда слушай..."."
- Тогда слушай, - сказал этот странный италиец в черной джотте на чистейшем и сладостном языке пророка Мухаммада, да святится его имя во веки веков, - нужно сделать так, как я говорю. Во-первых, останови катапульты. До ночи они тебе не понадобятся.
Джанибек смотрел на этого непонятного человека, прошедшего незаметным через весь военный лагерь к самому хану, и настоявшему, что хочет говорить, и понимал, что несмотря на то, что что италиец один, а у хана целая армия, италиец не боится. Не алчет награды, выгоды, и не боится. Капля испарины неприятно холодя кожу поползла с виска. А вот хан начинал его опасаться. Может он сумасшедший?
- Прикажи принести раненых, из тех, что уже отходят, и большие корзины. Ночью твои катапульты метнут куски мертвых тел в осажденный город, и в него придет болезнь. Она подкосит силы защитников и город сам, как спелое яблочко, подкатится к твоим ногам. Тебе останется только наклониться и поднять его.
Джанибек хотел было спросить с чего это от свежих трупов, каких прекрасно хватало и с той стороны стен, в городе начнется эпидемия, но вдруг как наяву увидал прекрасную картину - расшитая золотом и жемчугами парча втоптана в грязи копытами его коня. Жирный кадди неверных ползает на коленях, вымаливая пощаду городу, жеребец гарцует мимо покорно склоненных фигур будущих рабов...
Хан втянул в себя воздуха, отер предательскую каплю с виска и зычно каркнул:
- Делай! Но если... не так, сам, лично в ковер закатаю.
Медовая змеиная улыбка заструилась по губам италийца.
- Не думай беспокоиться, хан. Просто делай, как я говорю.
И вместо того, чтоб приказать десятникам сломать незнакомцу хребет за дерзость, Джанибек только кивнул.
И чужеземец заскользил тенью между десятком принесенных раненых. У одного не хватало руки, у другого вместо глаза пузырилось кровавое месиво, и все они как один, метались в бреду, том самом бреду из которого нет возврата. Италиец склонялся то над одним, то над другим, придерживал ласково скулу, целовал в обметанные губы, приникал ртом к разверзтым ранам. И черная смерть, до поры дремавшая в нем, напитывалась демонической силой, пробуждаясь, оживая и пропитывая каждую клеточку тела несчастных с ужасающей скоростью. Буквально на глазах побледнел однорукий. Под шеей вздулось два темных  пузыря, каждый с голубиное яйцо, не меньше. Захлебнулся кровавой рвотой слепой. Захрипел безногий, испуская последний вздох.
- Дай мне меч, хан, - чужак показал пустые руки. И Джанибек не колеблясь снял свой с богато расшитой перевязи. Италиец коротко размахнулся и раскроил первый труп пополам - голова и рука отдельно, остальное тело отдельно. Пальцы хана вцепились в луку седла. Ни один человек не способен на удар такой силы, что на земле разрубит лежащего.
- Несите корзины, - тот прикрикнул на нукеров и те унеслись быстрее ветра. Хеканье. Удар. Еще удар. Чужак, улыбаясь будто обретенному сыну, целует отрубленную кисть и кидает ее в плетеный короб.
- Пусть твои стрелки постараются, чтоб снаряды упали в разных частях города. И, придется подождать. Неделю, может меньше. - Италиец равнодушно сел на землю возле походного костра и завернулся в плащ из темной шерсти, намереваясь спать.
- Мм... послушай. А как тебя называть-то?
- Можешь Корвусом. А можешь как хочешь, мне все равно.
Минуло три дня. Разведчики доносили, что город еще держится, но жители в панике - на погосте уже не хватает места. Люди внезапно падают в лихорадке прямо на ходу и, прометавшись несколько часов, умирают. Это было неплохо. Куда хуже было то, что и армия Джанибека начала редеть не только от вражеских камней и стрел.
Еще через несколько дней хан с ненавистью глядя на то, как плывет воздух перед глазами от лихорадки, рыкнул:
- Будь ты проклят, Корвус. Будь ты проклят, ворон. Падальщик. Собираемся. Уходим.
Он не дождался городского головы с ключами от города всего несколько часов. Несколько паршивых часов. Но его солдаты уже кашляли кровью, а самого его бил озноб. От горячки и от ненависти. Ненависти к вылежанному телом кругу пожухлой травы возле походного костра, где всю эту неделю спал Корвус. Падальщик. Чума.
10. Связь
ЛС